—    Садись, сейчас и остальные подойдут,– сказал мне Баташев. Я сел и закурил.
—    Ну как, я неплохой организатор? – спросил, смеясь, Баташев.
Действительно, место для собрания было выбрано недурно: если накроют снизу, со стороны станции, можно уйти в распределительный домик наверху горы, или, наоборот, если опасность будет сверху, можно уйти либо в станцию, либо боковой дверью наружу, вниз горы.
Кто-то опять поднял ведро, и пламя свечи мигнуло. И тотчас же послышался шепот:
– Посветите, лоб разбил...– Это был Слюсаренко, обладавший высоким ростом.
Затем почти тут же пришли Зеленко, Годов, Милков и Вязовой. Тогда Баташев сказал, что все, кого он нашел нужным пригласить, собрались и можно начинать. Все согласились.
Баташев мало тогда знал, что такое теория, но он был агитатор по натуре. Когда Павел говорил (а говорил он живо, горячо, с юмором), то редко, кто не чувствовал той правды, которую Баташев хотел довести до сознания слушателей.
Баташев начал с того, как мы ехали сюда, на прииски, как предполагали, что здесь существует партийная организация и идет партийная работа, как нам пришлось разочароваться уже по прибытии в Бодайбо. И он рассказал о всех наших приключениях, о нашей схватке с бодайбинскими ликвидаторами.
На этом собрании я впервые услышал, что думали Вязовой, Зеленко, Милков из той группы, о которой нам говорил Назаров. Оказалось, что это все были люди, участвовавшие в революции 1905 года. Вязовой рассказал, что он тоже был удивлен, когда узнал, что политические ссыльные не ведут никакой работы на приисках. По его мнению, несмотря на трудные условия, необходимо собрать все наши силы, привлечь новых товарищей и развернуть работу среди горняков. «Горючего материала на приисках много, рабочие нас поддержат»,– закончил свое выступление Вязовой.
Ценным было и предложение Милкова. Он сказал, что надо обратить внимание и на такие легальные возможности, как, например, Народный дом.
– Конечно, там народного нет ничего. Просто есть театральный кружок, в котором участвуют в основном служащие и очень мало рабочих. Кружок изредка ставит любительские спектакли. Затем там есть библиотека. Вот вам и задача – использовать все возможности, завоевать Народный дом, где под предлогом устройства репетиций и самих спектаклей повести партийную работу.
Это предложение всем понравилось своей простотой и доступностью. Но Розенберг сразу подлил в него «ложку дегтя». Он сказал:–Здесь и не такие, как вы, бывали. Они тоже кое-что пробовали сделать, но у них ничего не вышло. Розенберг предложил нам «лучше ничего не затевать, если мы хотим, чтобы нас Галкин не выселил за пределы приискового района». Я уж не помню, кто в темноте крикнул:–Ну и обыватель же ты, Розенберг, дрожишь только за свою шкуру!
Думпе хотел помочь своему другу и сказал, что Розенберга «скверно поняли», мол, он «не отказывается от партийной работы, а только призывает к крайней осторожности». Потом он не преминул подчеркнуть и свои «заслуги» и заявил: «Среди нас есть не только начинающие революционеры, но и видавшие революцию 1905 г. и пострадавшие за свои убеждения».
Не помню, были ли еще тогда выступления. Собрание закончилось жарким спором. Думпе и Розенберга с их предложениями выждать, не обострять отношений с начальством, никто не поддержал.
Получилось так, что после собрания через 20–30 минут мы вновь собрались, теперь уже в нашем бараке, в комнате Слюсаренко и Зеленко, но уже без Думпе и Розенберга. Была ночь. Мы сидели, не зажигая огня. Немного помолчали.
– Видали оппортунистов? – сказал Баташев. Да, они уже давно не борцы за рабочее дело.– И тут же, кажется, Вязовой рассказал о том, как нынешним летом показали себя эти меньшевики. Демут стал злоупотреблять: то и дело заставлял работать сверхурочно, но сверхурочные часы часто не записывал. Некоторые рабочие мастерских начали отказываться от сверхурочной работы, но Думпе и Розенберг не поддержали их, и дело провалилось. А когда Вязовой упрекнул их в штрейкбрехерстве, они заявили, что с них «их прошлого довольно».
Мы долго говорили все о том же – о развертывании партийной работы. Как помнится, Вязовой сказал, что надо связаться с Дальней тайгой. Мы стали обсуждать, кого послать на Иосифовскнй, где работал Волошин, и на Светлый, где работал Белоусов. Кажется, Слюсаренко разрешил наши сомнения на этот счет. «Мне, как помощнику материального смотрителя, придется ездить по всем приискам, я и буду связной,– предложил он.– Надо сделать так, чтобы организовать поездку в ближайшее время именно на прииски Дальней тайги». Все с этим согласились. Я, дополняя Слюсаренко, сказал, что наша экспедиция, выезжающая в тайгу, будет работать в 70–80 верстах от приисков Светлый и Иосифовский. При желании и умении можно найти благовидный предлог и устроить командировку для поездки в Дальнюю тайгу на эти и другие прииски. Потом мы еще говорили о развертывании работы в Народном доме на Надеждинском.