Лишь спустя два года, в июле 1885 года, М. М. Ковалевский в Кисловодске познакомился с Исмаилом Мырзакуловичем Урусбиевым, который сразу же произвел на него особое впечатление. «Могучая, как бы из железа скованная фигура Исмаила Урусбиева внушала нам бодрость и уверенность в успехе предприятия», – писали М. М. Ковалевский и И. И. Иванюков в вышедшем после экспедиции очерке «У подошвы Эльборуса»
А когда друг Максима Максимовича Аглинцев напутствовал: «Ваше путешествие начинается под счастливой звездой... лучшего путеводителя трудно найти на всем Кавказе» и сам Исмаил Мырзакулович, приглашая в горы, добавил: «Кто выбьется из сил, того мы перенесем на бурках», сомнений не осталось.
Путь экспедиционной группы по Баксанскому ущелью в высокогорные села и поселки Сванетии был не легок и не близок. Кроме населения Урусбиевского общества, ученых в значительной степени привлекали их южные соседи, сохранившие больше, чем кто-либо из северокавказских народов, в своем быту и культуре архаических черт. «Посещение малоизвестного народца сванетов было главной целью нашей поездки...», – читаем в их очерке.
Наиболее заманчивым представлялся маршрут через труднодоступный Донгуз-Орун, но проводника найти было трудно. По данным отставного полковника Аглинцева, даже баксанцы редко посещали Сванетию, а из иностранцев преодолеть перевал удалось до этого лишь англичанину Фрешфильду и венгру Морицу фон Деши. И ученые, отчаявшись уже найти опытного проводника и, решив было ехать в Сванетию через Владикавказ, Тифлис и Кутаиси, стали готовиться к отъезду, как в Кисловодске судьба случайно свела их с Исмаилом Урусбиевым, часто навещавшим своих кисловодских друзей и вернувшего их к первоначальной задумке. Проблема сопровождения в горах, посещение отдаленных сел и уголков Кавказа, оказания квалифицированной помощи в восхождении на Эльбрус и другие вершины Центрального Кавказа занимала важное место и в организационных вопросах путешественников. Особую роль здесь играло гостеприимство, о котором писали многие авторы и которое нашло образное выражение в фольклоре и поэзии, преданиях и легендах. Дело в том, что в период феодализма оно имело свои особенности, выражавшиеся в том, что без него затруднено было путешествие по чужой территории. П. Зубов отмечал, что у адыгов проводник сопровождал гостя по всей территории племени, обеспечивая ему безопасность и необходимые условия для передвижения. И связано это было, по мнению М. Ковалевского и как уточняет В. К. Гарданов, с тем, что «гостеприимство в древности предполагало временную, а не постоянную охрану гостя-чужеплеменника хозяином».
В Балкарии и других районах Северного Кавказа не было еще, как в Швейцарии, ремесла проводничества. Горцы рассматривали помощь, оказываемую ученым, чиновникам, путешественникам, альпинистам как долг гостеприимства, а в некоторых случаях – даже куначества. Некоторые из путешественников, часто бывавшие с горах, становились близкими друзьями балкарцев, карачаевцев, осетин, и их отношения считались на уровне родственных. Правда, в дореволюционной литературе почти не упоминается о куначестве между, например, представителями господствующих классов России и Западной Европы и простыми крестьянами-горцами или даже таубиями. Но, вчитываясь в их воспоминания, можно увидеть, что горцы вели себя с некоторыми из приезжих гораздо проще, чем с другими. И разница в том, что с кунаком они беседовали по всем интересующим их темам, проявляли «повышенный интерес к его делам» и принимали в них активное участие, что возможно, пишет В. К. Гарданов, по отношению только к кунаку.
Кунаками балкарцев, чеченцев и осетин были и люди, приезжавшие в горские села по делам службы: чиновники, журналисты, топографы, землемеры, врачи.
