РАССКАЗ БОРИСА СТУКОВА
«Взял я палатку, и пошли мы рядом с Рокотовым. Видимость меньше метра. Хоть глаз выколи. Нащупал ногой гребень и стал спускаться в три такта лицом к склону. Нога попала в пустоту, и я полетел. Если бы я был связан с Рокотовым, сдернул бы его как муху. Упал неглубоко, примерно с высоты трехэтажного дома, но ударился головой и спиной. Потерял сознание. Сколько времени был без сознания, не знаю. Когда очнулся, вижу, что здорово повезло, упал на снежный мост. Но понял – одному не выбраться. Тогда я завернулся в палатку и задремал. Утром вижу – светится, значит, есть выход. Я был без кошек, зато с ледорубом. Стал рубиться, вылез. Из-за серакса увидел группу Нуриса, пересчитал всех, обрадовался.
Голова раскалывалась... Почему я бежал на спуске? Да я в любом виде спущусь быстрее этих...»
2 августа 197... года. 11 часов
Вот и все... Нет Юры. Мы тут хлопочем, разговоры-переговоры ведем с «Востоком», готовим медикаменты и инструмент, чтобы сбросить им с вертолета (Шишков решил оперировать Юру прямо на 6100), и вдруг ретранслятор говорит: «База, база! «Восток» сейчас передал, что Степанян скончался». И... тишина в эфире, все замолчали. Я заплакал и ушел в палатку... Рыдает Марина.
23 часа
Иван развернул кипучую деятельность, всех заставил шевелиться. В это трудное время Бочаров превратился в полновластного диктатора. Вертолет«разоружили», сняли двери, отделили брюхо, сняли даже при-
боры. Здесь раздавались голоса, что, мол, раз Степанян умер, вертолет можно и не сажать. Ванин в норме, дойдет сам. Но рисковать Ваниным нельзя. Иван всех зажал в кулак и даже, может быть, слишком крепко, Ребята наверху смертельно устали, валятся с ног. Мы перехватили случайно разговор, что там, на Плато, еще есть больные. Но Бочаров говорит: «Больные сейчас только те, кого несут. Кто стоит на ногах, тот сейчас не больной». Дал приказ всем до одного выйти на середину Плато и вытаптывать посадочную площадку для вертолета.
Ребята наверху после восхождения, после трех дней беспрерывных спасательных работ совершенно выбились из сил. Там всему голова Мешков, а он говорит, что топтать мы, конечно, будем, но ночью это делать бессмысленно: морозный снег как порошок, он не утаптывается. Топтать его сейчас – все равно что толочь воду в ступе. А Бочаров своим ровным, тихим голосом говорит в микрофон: «Ретранслятор, передайте Мешкову: снег надо топтать. Топтать всем до одного. Топтать всю ночь. К утру площадка должна быть готова».
3 августа 197... года. 00 часов 20 минут
Ночь. Только что была связь с Плато. Хриплый, усталый голос Нуриса: «Вытаптываем полосу. Работаем за пределом сил. Пришли ребята с телом Степаняна. Сделаем все возможное».
«С телом Степаняна», «с телом Степаняна», «с телом»...
Мы сидим с Иваном в нашей большой шатровой палатке, недавно еще такой веселой. Сгорбились над столом. Молча смотрим на пламя догорающей свечи. А наверху…
Огромное снежное поле, освещенное луной, резкие тени от холодных молчаливых вершин. Много-много звезд. Лютый мороз. Люди на снегу. В пуховках, в надвинутых по самые губы капюшонах, они топчутся на одном месте. Движения их замедленны, словно ленивы: нога медленно поднимается, медленно -опускается, поднимается – опускается... Каждый топчет отведенный ему участок, свой кусок снега и топчет по-своему, не видя другого, чуть не засыпая на ногах. Один топчет по кругу, другой – по квадрату, третий уже заснул и вяло топчется на одном месте. А кому-то надо расталкивать их, расставлять, думать, руководить...