— Петя, что произошло?!
— Ничего...
— Где Куликов и Задорин?
Он тяжело поднимает руку и показывает на нижнюю часть ребра «Буревестника»:
– Недалеко.
Бежим дальше. Оставляем Леночку на леднике - переход с ледника на склон неприятен: глубокий рантклюфт и проход по острому ледовому гребешку. Начинаем подниматься по склону. Видны два человека.
Сходимся. Похудевшее лицо Славы Задорина покрыто белой глетчерной мазью, не поймешь, как он выглядит, но вроде ничего. У Васи Куликова все лицо в коросте от ожогов и обморожений, и сразу видно, что обе руки у него не работают. Однако держится бодро, еще и шутит. Забираем у них рюкзаки, спускаемся на ледник.
Встреча отца с дочерью несколько необычна. Никаких вопросов.
— Привет! – говорит Леночка. Вася отвечает:
— Здорово, альпинист.
Но что же все-таки произошло? Где Нурис? Холодок предчувствия беды уже забрался в душу, но мы с Борисом Михайловичем сразу не расспрашиваем ребят.
Васю надо срочно отправлять, руки у него плохие... Но вертолета пока нет. Борис Михайлович попросил Васю в узком кругу старших товарищей рассказать о том, что же все-таки произошло. Представитель федерации пригласил начальника международного лагеря А. С. Овчарова и меня.
Мы устроились втроем на солнышке за палатками. Подошел Куликов. Лицо черное, губы в коросте, обмороженные руки забинтованы и заправлены в пуховые рукавицы, на ногах меховые чехлы от унтов. Усадили его.
И Вася начал говорить.
РАССКАЗ ВАСИЛИЯ КУЛИКОВА
«С «Востока» на 6500 мы вышли впятером: Нурис Арыпханов, Борис Стуков, Андрей Шишков и мы с Валей Рокотовым. Остальные члены спортивной группы идти не могли. Они остались на «Востоке» со Степановым. Нурис, Боря и Андрей хотели догнать Ванина, подстраховать его под вершиной. Я шел тяжело, отстал. Ребята вернулись, встретили меня. Утром на 6500 каждый надел свой рюкзак и пошел вверх своим темпом. Стуков и Шишков ушли вперед, Нурис и Рокотов остановились, ждали меня. Я им крикнул, чтобы они не шли дальше увала, они меня не поняли. Приблизительно к пятнадцати часам я выключился. Что-то случилось – нет сил, и все, не могу поднять ногу для шага, не могу пошевелиться. Наверное, оттого, что не было у меня шеститысячной акклиматизации. Полчаса отдохнул, прошел немного вперед на разведку. Стемнело. Ветер, снег... За эти полчаса, что я отдыхал, выпало сантиметров десять снега, снежной крупы. Вернулся к рюкзаку и решил зарыться в снег, заночевать под снегом. Страха, паники не было, я был уверен, что два-три дня смогу спокойно пересидеть под снегом. У меня есть такой опыт. Положил поролон в спальный мешок, вырыл яму и закопался. Стало меня снегом заносить, чувствую – не холодно. Руки теплые, ноги теплые, пальцы шевелятся, я даже поспал.
Потом слышу – крики, это Нурис с Шишковым меня искали. Я им объяснил, что мне хорошо, и пусть оставят меня в покое, говорю: «Это моя система, я не замерзну», а они знать ничего не хотят. Шишков кричал, ругался, а Нурис молчал. Потом Нурис пошел наверх, чтобы спустить лагерь сюда. А Андрей все кричал: то «вставай, пойдем вверх», то «вставай, пойдем вниз». Никаких обморожений у меня не было, я не встал.
Слышу – опять крики. Приходят Нурис и Валя – они разошлись, порознь пришли. Бориса нет, палатки нет. Сделали мы в снегу яму и легли все вместе, вчетвером. Я очень жалел, что покинул свое убежище. Что за сон на 6800! Стали мерзнуть. У меня на шее висели специально для такого случая толстые носки, но я забыл про них. Плохо соображал, затемнение нашло.
Утром пришел Борис. Руки у меня уже сморщились. Мы спустились на 6700. Опять ничего не поели, не попили, хотя у нас были примус и бензин. В чужой палатке стали обсуждать положение, спорили, но так и не договорились. Я им свое – они свое. Спустились на «Восток» на 6100, а там вниз пошли...»
Здесь уместно сразу же привести рассказы Нуриса Арыпханова и Бориса Стукова, которые были записаны мною на последующем разборе восхождения. Я хочу, чтобы читатели сравнили и проанализировали их.
