– Неужели шесть раз? – перебиваю я ее. Мешков улыбается и лихо так говорит:

–А что?! И в седьмой пойду, и в восьмой. Вот увидишь.

–Вы знаете, я умирала наверху, просто умирала, – опять быстро и страстно говорит Рая, – а он подошел ко мне и сказал: «Вставай, посмотри вокруг. Как прекрасна жизнь! Погляди на горы, на вершины». Я встала и пошла. И ничего.

В это время по брезенту палатки кто-то постучал:

–Владимир Александрович, можно?

–Входи, Олег, входи.

В палатку ползком влезает курчавый и румяный парень.

–Садись кофе пить, – приглашает Мешков.

–Спасибо, мы пили уже. Сколько баранов нам заказывать, трех хватит?

– Мало. У нас выходы предстоят, берите пять. Парень начинает вылезать из палатки.

–Передай Юре, – добавляет Мешков, – пусть возьмут сухарей ребятам и мази. Сгорели они.

–Хорошо.

–Вы знаете, – продолжает разговор Рая, – одна иностранка, швейцарка, кажется, забыла ее фамилию, едва только родила в феврале, а в июне взошла на Аннапурну.

–Чего ты про иностранку, – говорит со смешком Володя, – ты сама на шестом месяце делала траверс Варзобской пилы.

Взгляд у Мешкова делается вдруг лукавым, озорным:

–А ты видел, Саныч, снегоход? Снегоход! «Лай-ка-2». Скоро затащим его на Плато.

–На себе?

–А как же?! С вертолета бросишь – ничего не останется. Разберем и затащим. Придешь на Плато, я тебя покатаю. Такси да и только! Садись, поехали на «Восток»! Эх, красота! – радуется Володя. – Только у нас и нигде в мире!

У вертолетной площадки видел я машину вроде мотоцикла, но на гусеницах. Однако не представлял себе, что ее можно унести в рюкзаках по стене на Плато.

–А трактор видел?!

–Как же, при мне грузили в вертолет в Джиргитале.

– «Владимировец», – с гордостью произносит Мешков. – Теперь ничего на себе таскать не будем по поляне, от вертолета до лагеря. Сели и поехали. -

–Да здесь всего-то метров двести...

–Пятьсот, Саныч, почти пятьсот. И по этому пути перенесены сотни тонн груза. На горбу. Кто носил, тот знает, что это такое.

Колесный новенький трактор ярко-красного цвета я уже фотографировал и так и сяк. Очень уж необычно выглядит он здесь, на леднике, на фоне ледовых стен пика Москва.

– Вот так и живем, – говорит Мешков, – осмотришься, все поймешь. А на гору мы с тобой сходим по старой памяти. Ты не боись!

А я думал про себя: «Как вырос этот человек, как возмужал! Может быть, несколько преувеличиваю, но я поставил бы его сейчас рядом с Нансеном или Амундсеном. Когда-то я его водил на восхождения, теперь он поведет меня».

Забегая вперед, скажу, что судьба к Владимиру

Александровичу Мешкову обернулась драматичной, если не трагичной стороной. На Плато, в его палатке, взорвалась канистра с бензином. Владимир Александрович получил такие сильные ожоги, что его с трудом удалось спасти. Потом началась инфекционная желтуха, болезнь Боткина, а дальше пошли еще большие неприятности... Другого человека все эти беды просто подкосили бы. Но Володю Мешкова согнуть трудно...