МЕШКОВ ОПИСАЛ ВПОСЛЕДСТВИИ ЭТУ НОЧЬ ТАК:

«С КП на Фортамбеке по радиосвязи (которая стала ежечасной) были переданы требования вертолетчика Петрова к взлетной полосе: круг диаметром 30 метров и примыкающий к нему прямоугольник 15 на 100 метров, крутизна поверхности, ее ориентации, две тропинки длиной по километру с обеих сторон полосы для оценки рельефа с воздуха, разметка флажками и сброшенной накануне угольной пылью; критический срок готовности – 8.00. А у ребят, которые провели по две недели на 6–7 тысячах, которые в предельном темпе накануне на этой высоте транспортировали больного Степаняна, которым давно уже пора просто отдохнуть от физических и эмоциональных нагрузок, до этого самого критического часа посадки вертолета осталась только ночь. Ночь и две с лишним тысячи квадратных метров снега, сыпучего снега, который надо утоптать, утрамбовать. Виктор Власов, Валерий Петифоров-Северов, Нурис Арыпханов, Юрий Хакимулин и другие участники объединенного спасательного отряда Академии наук, международного альплагеря, медико-биологической экспедиции – двадцать человек – выдержали этот бой: полоса нужного качества и в установленный срок была готова».

3 августа 197... года. 9 часов 30 минут

Сейчас полетим. Петров садится на своем Ми-4 на Плато, а мы с пилотом Сергиенко на Ми-8 будем крутиться рядом. Чтобы время так долго не тянулось, сел за дневник. Но, кажется, зря... Да. Летим.

10 часов 10 минут

Сняли! Мы обнимались в вертолете с кинорежиссером Пэтом Петерсоном, ребята обнимались и целовались от радости на плато и на Фортамбеке. Ай да Иван! Был излишне жесток, но победил. А победителей не судят. Молодец вертолетчик Гриша Петров. Как сели мы на Фортамбеке рядом с Ми-4, подошел я его поздравить и попросил прикурить у Михаила Михайловича Шагарова, бортмеханика, вместе они летели, а у того руки так и ходят ходуном: непросто досталась эта посадка... Главное, Вадим спасен. Он вроде ничего, в порядке. Переоделся сам, побрился, съел кусочек арбуза. И тут же увезли его вертолетом в Джиргиталь.

Иван улетел вместе с Ваниным.

Все. Теперь спать.

17 часов

Сан Саныч, обедать! – расталкивает меня Марина.

Я сажусь в своем спальном мешке.

– Обедать или ужинать? * .,–- Как хотите, можете сразу.

Немного нас сидит за столом. Улетели ботаники, улетели Еремин, Паша, нет Ванина и Бочарова, никогда не будет Юры... Теперь, когда Вадим спасен, у всех одна боль – Юра. Мы не говорим о нем; Стуков сел в уголок и сгорбился над миской, Куликова дочь кормит с ложечки, нет-нет да всхлипнет повар Марина.

– Ну расскажи, Сан Саныч, – прерывает молчание Слава Задорин, – как там все было. Вертолет с трудом поднялся, еле оторвался?

– Он не выключался и не оседал в снег, только касался колесами, – отвечаю я без всякого интереса.

—   Посадка сколько заняла? Минуту, две?

—   Около того. Они ждали наготове, посадили Вадима – и все дела. Был момент на взлете, накренился вертолет. Сейчас, думаю, заденет лопастями за снег и... сальто-мортале. Или он уже разворачивался в этот момент, не знаю. Но было страшно.

—   Орден могут дать, – говорит Слава Задорин.

—   За что орден? – это подал голос мрачный Стуков. – Не взлетел бы, бросил машину, ребята его спустили бы на ледник в целости и сохранности. За вертолет он не отвечает.

—   А чего он за Юрой не полетел?

—   Говорит, ради живого человека я рисковал, а мертвого вы сами спустите. И потом такое напряжение – я вспоминаю, как дрожали руки у Шагарова – непросто это пилотам досталось, непросто, что говорить.

И мы опять молча жуем, уставившись в миски, уйдя в свои мысли...