Тут их будет немного, этих страниц. Ибо наша цель — разобраться в сегодняшних антисоветских деяниях сионистов. Но «сегодня» родилось «вчера» и, в свою очередь, породит «завтра», а потому современную действительность, равно как и будущее развитие событий, трудно понять, если не рассматривать их как закономерное продолжение минувших столетий и десятилетий.
В толщу веков мы не углубимся — сионизму менее 90 лет от роду. Да и весь период его существования не охватим, причем ограничимся размышлениями над некоторыми эпизодами деятельности сионистской реакции в старой Бессарабии.
Архивные материалы донесли до нас неопровержимые свидетельства того, что антисоветизм сионистов возник одновременно с самой Советской властью — объектом их непрекращающихся с тех пор враждебных выпадов. Сионистский антикоммунизм старше, поскольку сионизм появился на исторической сцене вскоре после смерти К. Маркса и Ф. Энгельса и изначально предстал перед миром непримиримым врагом рабочего класса и его революционной идеологии.
Для уяснения ползучей эволюции политических симпатий сионистов весьма поучительно знакомство с пользовавшейся в их кругах «международной известностью» фигурой главного раввина Бессарабии Л. М. Цирельсона. Он не только возглавлял в течение почти 30 лет сионистскую и клерикальную реакцию края, но являлся также председателем Всероссийской раввинской комиссии. До 1917 года Цирельсон лакействовал перед самодержавием. В знак признания его «заслуг» на ниве служения небесному и земному царям раввин был «высочайше» награжден российским почетным гражданством, золотой и большой серебряной медалями. А затем, без всякого труда сменив хозяев, требовал от бессарабских евреев покорности иноземным захватчикам, перед которыми пресмыкался с тем же холопским усердием.
Так, в феврале 1920 года, председательствуя на заседаниях крайне правого националистического общества «Агудат Исраел», Цирельсон «призвал собравшихся, чтобы они советовали еврейскому населению не вмешиваться в политику и всегда подчиняться государству, в котором живут (т. е. румынскому буржуазно-помещичьему государству.), ибо это самая здоровая и хорошая политика».
Излагая свое отношение к острейшим социальным схваткам, сотрясавшим все население Бессарабии, в том числе и еврейское, Цирельсон с плохо скрываемой тревогой писал, что «еврейская общественность устала от классовой и партийной борьбы». Это сетование невозможно расценить иначе, как стремление погасить революционные настроения и выступления еврейских трудящихся масс. Пытаясь затушевать свое истинное отношение к коренным социальным проблемам, лидер бессарабского сионистско-клерикального лагеря уверял будто он относится «с душевной болью к нуждам евреев без различия: ремесленник ли он, рабочий или кто бы он ни был». Под туманным выражением «кто бы он ни был» стыдливо скрывались фабрикант, банкир, коммерсант, к интересам которых главный раввин относился во всяком случае с не меньшей «душевной болью», чем к насущным потребностям рабочих. Открытый призыв к отказу от классовой борьбы красноречиво говорит о том, кому и какую долю своей «душевной скорби» Цирельсон уделял. В этом призыве отражена суть социальной философии сионистских и клерикальных деятелей, прямых противников революционных преобразований. Сионисты всегда были и остаются вместе с теми, кто считает строй частного предпринимательства единственным нормальным состоянием общества.
Направление мыслей и деятельности главного раввина были по заслугам оценены правителями Румынского королевства, которые присвоили ему звание армейского генерала- духовника и предоставили кресло сенатора в парламенте.
Не один Цирельсон, но и многие другие верховоды еврейских общин, пуще огня боявшиеся «коммунистической угрозы», не жалели усилий для поддержки кровавой королевской диктатуры. До чего доходило низкопоклонство перед «высшей властью», видно из печатной листовки конца 1938 года: «Приступив к исполнению своих обязанностей, временная еврейская община села Новые Каушаны Бендерского уезда 3 ноября с. г. отправила верноподданную телеграмму его величеству королю...» Не менее раболепна депеша, которую послал в 1939 году председатель еврейской общины гор. Сороки в Бухарест министру религиозных культов и искусств: «Воодушевленные великой любовью к трону и отечеству, вносим нашу скромную лепту в 5000 лей для оснащения армии, заверяя Вас в глубокой преданности его величеству королю Каролю II и его правительству».
Все это происходило в условиях, когда трудящиеся евреи, наряду с рабочими, крестьянами, ремесленниками, передовой интеллигенцией других национальностей порабощенного края, не скрывали ни своей ненависти к иноземным временщикам, ни неодолимого стремления к его воссоединению с Советской Родиной. Скрепя сердце это вынуждены были признать и оккупационные власти, докладывавшие в Бухарест: «Все еврейское население считает, что Бессарабия принадлежит России, а не Румынии». Разумеется, при этом захватчики имели в виду простых тружеников, а не еврейскую буржуазию, которая видела в Советской России самую страшную для себя опасность и во имя «предотвращения большевистского нашествия» готова была продаться любым чужестранным пришельцам.
