Первые годы эмиграции Г. В. Чичерин проводит в Германии, где начинается следующий важный этап в его жизни. «Мне смешно думать,— писал Георгий Васильевич,— что существует еще Сергиевка, что стоит на месте Сергиевский дом и в нем стоит на местах мебель, где мальчиком я слушал поучения такого человека, как покойный дядя Владимир... Но мне кажется, будто это было на другой планете... Новое над старым, жизнь над смертью, развитие над неподвижностью».
Сначала Георгий Васильевич поддерживал тесную связь с Павловым-Сильванским, который был близок к левым кадетам и эсерам. Г. В. Чичерин снабжал его запрещенной в России литературой и другими материалами, используя для этого аппарат министерства иностранных дел, чьим сотрудником продолжал числиться. По приезде в Германию он сближается через Павлова-Сильванского с эсерами, но вскоре порывает с ними, так как их «эклектизм, невыдержанность, субъективизм, ставка на чувства и настроение его немедленно оттолкнули». В санатория в Целендорфе (близ Берлина), где он проходил курс лечения, Георгий Васильевич познакомился с Галеркиной, которая свела его с русскими социал-демократами, жившими в Берлине. Это позволило ему быстро войти в революционную среду. В одном из писем тех лет Чичерин сказал о себе: «Я, по условиям личных предпосылок, на Западе акклиматизировался быстро. Основным двигателем моего «я» всегда была жажда исторического процесса, его гущи, его творческого горнила».
Г. В. Чичерин жадно «поглощает» марксистскую литературу, ведет обширную переписку с русскими революционерами, присутствует на выступлениях германских социал-демократов Бебеля, Каутского и других, сотрудничает в социал-демократических органах печати, сближается с немецкими рабочими. В сентябре 1904 г. Чичерин писал П. Б. Струве: «В России я мало мог знакомиться с революционными движениями и знакомлюсь с ними теперь, и чем больше знакомлюсь, тем глубже отрываюсь от своего прошлого».
У Георгия Васильевича установились дружеские отношения с немецким социал-демократом, писателем
В. А. Бухгольцем, который родился и до 30 лет жил в России, а потом за участие в студенческом движении был выслан. По Самаре он знал В. И. Ленина. Когда в 1891 г. Бухгольц уезжал оттуда в Германию, Владимир Ильич настойчиво просил «писать ему возможно подробнее о берлинском рабочем движении, о работе германской с.-д. партии, тогда только что вышедшей из подполья на арену сравнительно свободной легальной деятельности» 1. В течение ряда лет Бухгольц играл ведущую роль среди русских социал-демократов в Берлине, а в 1895—1897 гг. был представителем «Союза русских социал-демократов за границей», ведая связью с Россией. Он познакомил Г. В. Чичерина с К. Либкнехтом.
К. Либкнехт знал почти всех из колонии русских социал-демократов и много помогал им. Он выступал в их защиту в печати, порой спасал от тюрьмы или выдачи русским властям. Имя К. Либкнехта как мужественного революционера стало особенно широко известным, когда летом 1904 г. он блистательно выиграл процесс в Кенигсберге, организованный германским и царским правительствами против группы немецких социал-демократов, активно помогавших перевозке нелегальной литературы в Россию.
К. Либкнехт произвел на Чичерина сильное впечатление. Они стали часто встречаться. Эта дружба оставила глубокий след в жизни Георгия Васильевича, способствовала формированию его революционных взглядов. Он «ощущал восторг перерождения», видел «реальную содержательную жизнь с ясной целью и смыслом и господством коллективных задач над личными». Отныне Чичерин навсегда связал себя с марксизмом. Однако последовательным марксистом он стал не сразу. В Германии на него сильное идейное влияние оказывала немецкая социал-демократия, которое и в последующие годы тяготело над ним. Правда, Г. В. Чичерина отталкивало и до боли коробило распространенное в социал-демократических кругах мещанство. На политических взглядах Чичерина в ту пору сказывались и личные контакты с русскими меньшевиками, особенно увлечение работами Г. В. Плеханова, который уже тогда недооценивал происшедших изменений в соотношении классовых сил в России. Все это мешало Чичерину правильно понять насущные задачи революционной борьбы. В 1905 г. он отошел от меньшевиков, ибо не мог согласиться с их позицией в главном вопросе революции — о государственной власти, с выступлениями против участия социал-демократов в революционном правительстве, что В. И. Ленин считал не только возможным, но при благоприятных условиях даже необходимым. «Меня оттолкнула от меньшевиков,— говорил Георгий Васильевич,— их позиция «не брать власти»». В том же году Чичерин вступил в берлинскую большевистскую секцию Комитета заграничной организации (КЗО), созданного в марте 1905 г. на учредительном съезде в Женеве, когда разрозненные заграничные большевистские группы слились в единую организацию. В ее формировании деятельное участие принимали В. И. Ленин, Н. К. Крупская, В. В. Воровский, А. В. Луначарский, М. С. Ольминский. Заграничная организация, руководимая общепартийными большевистскими центрами, живо откликаясь на события, выпускала листовки, переправляла литературу и оказывала материальную помощь стачечникам в России. Почти во всех группах имелись специальные кружки, готовившие партийных работников для России.
Когда началась революция, Г. В. Чичерин попытался нелегально пробраться на родину, чтобы непосредственно участвовать в революционной борьбе. Серьезная болезнь и операция сорвали его планы.
Оставшись за границей, Георгий Васильевич пристально следил за бурным подъемом революционного движения в России, в этом, по его выражению, «кипящем котле исторических сил». В письмах на родину он бичует всякого рода «реакционеров-мерзавцев», «раболепие перед властью, трусость, подлость» земских либералов, их «шуточки по поводу чудовищных актов деспотизма», сладкие чувства относительно «бедного человека», «косную, гнилую, неспособную на восприятия творческих начал современности дворянскую среду». Он преклонялся перед борцами, пожертвовавшими жизнью во имя революции. «Я должен указать,— писал он в ноябре 1905 г.,— что процесс развития, все завоевания истории совершаются через слезы и кровь: июньские жертвы 48 года! Мученики Коммуны, зверски расстрелянные версальцами... А герои русской революции, деятели ее бесподобно блестящей истории, безвестные могилы в Сибири, за Полярным кругом... океан мучений и лишений, который добровольно претерпели эти великие мученики, имя которым легион, это торжество духа, и — жертвы, которым нет числа. И теперь — рабочие, растерзываемые черносотенцами, и до последнего издыхания хрипевшие «Долой самодержавие!»»
После поражения Декабрьского вооруженного восстания в Москве царское правительство усилило натиск на революцию. Оно жестоко расправлялось с ее участниками, громило Советы рабочих депутатов и другие массовые организации. В стране свирепствовали банды черносотенцев, карательные экспедиции, военно-полевые суды. Мировой империализм, опасаясь распространения революции на другие страны и стремясь сохранить собственные капиталы, вложенные в России, оказывал царизму финансовую помощь. В частности, Франция предоставила крупный заем. В связи с этим Чичерин писал брату в апреле 1906 г.: «Будущее либеральное или радикальное правительство (если не будет состоять из тряпок) должно будет не признать этого займа, как антиконституционного. Со стороны Франции величайший позор и гадость давать деньги правительству башибузуков для борьбы против народа».
