Лишь через полтора-два часа после окончания всякой стрельбы появились подводы, на которых и стали увозить раненых и убитых. Урядник Тихонов по распоряжению ротмистра считал и записывал, сколько положили на ту или другую подводу мертвых или раненых. Попутно палачи занимались мародерством, забирая с мертвых все, что можно снять. Это подтверждает донесение начальника Бодайбинской почтово-телеграфной конторы своему начальнику в Иркутске: «Вчера мой помощник,– сообщал чиновник из Бодайбо,– доложил мне, что солдаты, участвовавшие в расстреле рабочих, сдавали на почту деньги на каждого от 100 до 400 рублей. Таких подателей пока только десять. О двух последних я на всякий случай записал сведения. Весьма прискорбно, если этот факт сдачи этих денег не будет известен правосудию. Булатов».
О мародерстве стражников говорили раненые. Вот что показывали Г. И. Горячкин и Г. Ф. Манцеров в комиссии Манухина: «Мы видели, как стражники убиравшие убитых и раненых, снимали с них часы, перстни и др. ценные вещи». А Горячкин еще добавил: «А я все же им не дал ничего, сказав, что я еще живой».
Легкораненых забирали в бараки сами рабочие, а тяжелораненых увозили в феодосиевскую и центральную (на Липаевском прииске) больницы. Но скоро больницы были переполнены и раненых некуда было помещать. В больницах не хватало перевязочных материалов. Да и доктор-то только был один на две больницы, расположенные в окружности 10 верст.
Мертвых складывали, как дрова, около больничных мертвецких. Эти сложенные около больницы трупы и заснял утром 5 апреля наш фотограф Корешков.
Палачей менее всего интересовала судьба раненых, у них были свои заботы. Трещенков, Хитун, Преображенский как «победители» вышли на дорогу, с которой только что были убраны их жертвы.
— Всех ли раненых убрали? – спросил Трещенков.
— Всех,– ответили стражники.
— Ну, тогда собирайте палки, камни и другие твердые предметы и выбрасывайте их на дорогу,– скомандовал Трещенков.
Заметая следы злодеяния, стражники собирали колья от изгороди, кирпичи, которые
валялись здесь еще с лета, когда их возили на стройку. Солдаты перекладывали таборы так, чтобы не было видно следов от пуль. А Трещенков, Хитун и Преображенский, покуривая, расхаживали по дороге, политой кровью рабочих...
По официальной версии, в итоге бойни «были нанесены повреждения 372 рабочим, из которых 170 получили смертельные ранения и умерли, либо на месте или в первые 24 часа». Конечно, правительству и его агентам надо было уменьшить цифру убитых и раненых. Поэтому моя телеграмма 5 апреля, сообщавшая о пятистах человеческих жертвах, и телеграмма Баташева от 8 апреля, определявшая число убитых и раненых в 520 человек, дают более достоверные цифры. Кто, например, учитывал тех раненых, которые ушли сами с места бойни, или тех, кого рабочие унесли сами в бараки? В списки убитых не попали и те раненые, которые скончались через несколько дней. Много умерло недолечившихся раненых и в пути от Бодайбо до Иркутска во время эвакуации рабочих с прииска.
Конечно, если бы медицинская помощь пришла своевременно, то смертность не была бы так велика и осложнений у раненых было бы значительно меньше. Но раненые лежали на месте около двух часов, затем в больницах по 3–4 часа в очереди на операционный стол. При этом помощь часто оказывалась неквалифицированно. По свидетельству священника Винокурова, многие повязки еще с вечера (4 апреля.– М. Л.) потеряли свой вид до неузнаваемости» и требовали замены. Помощь этим людям не оказывалась в течение 11 – 12 часов. Кто здесь виноват? Или врачей не было, или же кто-то приказал не перевязывать и не спасать тех, кто показал такую сплоченность в борьбе за свои права. Вернее всего было и то и другое.
Помощь раненым, лежавшим в снегу в мороз 20–30 градусов, пришла со стороны. Я помню, когда уже стали подъезжать подводы и брать раненых, мы увидели, как от станции Надеждинская по дороге шли два человека – мужчина и женщина. Это были муж и жена Машурьянц, оба зубные врачи, вольно практиковавшие на приисках. Я их встречал во время забастовки у бодайбинского нотариуса Свириденко. Эти два самоотверженных человека и оказали многим раненым первую помощь, за что Трещенков обрушил на них свой гнев: еще до начала навигации по зимней дороге они были высланы полицией из пределов приискового района.