На каждой машине были два вахтовых слесаря, которые фактически являлись помощниками смотрителя по технической части бурения; машинисты, обязанные наблюдать за работой бура и состоянием машин, два кочегара. Наконец, при каждой машине находились два возчика, в обязанности которых входило возить дрова и воду. Было еще шесть человек для непосредственной работы у штанги бура.
В два дня мы закончили сборку машины и на ее опробование пригласили нашего смотрителя, ведавшего работой обеих машин. А так как наш «вятский талагай» хотя и был старым «таежным волком», но мало понимал в работе машин, он предоставлял нам, вахтовым слесарям, в работе полную свободу, оставив за собой только промывку проб.
Наша жизнь налаживалась. Но меня угнетала оторванность от группы на Надеждинском, отсутствие связей с партийными организациями Сибири и Европейской России. Не было газет, довольствовались только случайными известиями. Изредка с Надеждинского приходили нерадостные вести: не хватало средств для развертывания партийной работы, для организации какой-либо техники. Все это говорило о трудностях, которые надо было преодолевать.
В первые дни нового, 1912 года к нам проездом из Дальней тайги заехал Слюсаренко. Рассказал, что он побывал на ряде приисков: Тихоно-Задонском, Верном, Светлом, Иосифовском и других; повидал и Белоусова и Волошина. Оба эти товарища оказались уже бывалыми людьми, они вели партийную работу среди рабочих, группируя вокруг себя актив.
–    Настроение рабочих Дальней тайги такое же, как и у нас, т. е. достаточно толькоспички, чтобы на том или другом прииске вспыхнуло волнение, чтобы остановились все прииски.
И Слюсаренко рассказал о случае, происшедшем на Тихоно-Задонском прииске.
–    В конце декабря рабочие избили смотрителя шахты Патюкова за рукоприкладство и не вышли на работу, предъявив требование удалить этого служащего с прииска. Забастовка прекратилась лишь на третий день, после удовлетворения требования рабочих. Обдумывая события, мы с Белоусовым и Волошиным пришли к заключению, что из этой истории надо извлечь урок – эта забастовка кончилась благополучно, но в дальнейшем бастовать надо в один из летних месяцев. Тогда в случае неудачи рабочие могут уехать на другие прииски, в другие золотопромышленные системы Сибири и Дальнего Востока. Я думаю, что мы решили правильно,– сказал Слюсаренко на прощанье. Я с ним согласился.
Прошло еще два месяца. Однажды приехал с приисков наш «раскатной» – извозчик-связист и передал мне записку от Баташева, где он сообщал, что на Нижних приисках второй дистанции началась забастовка. Пока еще нет ясности, насколько конфликт серьезен и каковы будут последствия. «Стал пока Андреевский, и передают, что к вечеру станут Успенский и Утесистый»,– говорилось в записке.
Мы с Думпе стали советоваться, что делать. Присутствовавший кочегар Алеша Скотников, смеясь, подсказал нам: «Надо выпускать пар из котла и ехать на Надеждинский». Я все же предложил проверить сообщение – ночью послать связных на ближайший прииск, Феодосиевский, и выяснить обстановку. К утру наш связной успеет вернуться. На этом и остановились.
Решили послать связными Николая Власова (вахтового слесаря с бура № 13), уже вполне распропагандированного рабочего, и Алешу Скотникова. Они подвязали лыжи и пустились в путь. Это было в ночь на 2 марта, а накануне рабочие ряда приисков второй дистанции не вышли на работу.
Всю ночь мы ждали с нетерпением своих связных. Все свободные от вахты не спали и даже не пошли на отдых, а сидели около горна кузницы, где мы с Думпе правили долота бурильной машины. Я послал рабочего к буру, который находился от нашего на расстоянии двух – двух с половиной верст. Оказалось, что и там рабочие находятся в состоянии нервного ожидания.
И вот, когда начало светать и стали видны дали горизонта, кто-то из рабочих заметил, как по склону одного из гольцев катились две точки. Потом мы увидели, что это два человека быстро несутся с высоты гольца вниз к нам. Это были наши связные. Николай Власов еще издали кричал: «Забастовка».
Через несколько минут они оба наперебой передавали подробности:
– Забастовали Андреевский, Утесистый, Васильевский; на Феодосиевском несколько шахт тоже уже не работает...
Мы поняли, что началось что-то новое в жизни Ленских приисков.
Я переговорил сначала с Власовым, который заверил, что за рабочих бура № 13 беспокоиться не надо – они все вполне сознательные ребята.
Потом, чтобы узнать настроение рабочих нашего бура (№ 12), я обратился с вопросом: «Что будем делать? Начнем ли забастовку? » – Рабочие единодушно решили бастовать – стали все помогать мне приводить машины в холодное состояние. Только Думпе не участвовал в этой работе, он все еще что-то ждал. Лишь когда второй вахтенный машинист бура № 13 Ходасевич сообщил нам, что команда второго бура тоже забастовала и заканчивает приведение в нерабочее состояние своей машины, Думпе принял забастовку.
Наш смотритель Василий Иванович совсем было растерялся: он знал, что ранее в подобных случаях от рабочих прежде всего «попадало» ближайшим служащим. Но я от имени всех рабочих обеих буровых машин сказал ему, чтобы он не беспокоился: рабочие лично к нему не имеют никакой претензии и поэтому они его «пальцем» не тронут, лишь бы он нам не мешал, на что последовал ответ: «Делайте как хотите».
Вечером наша разведочная партия в полном составе со своим смотрителем, который побоялся оставаться в тайге, вернулась в механические мастерские на Надеждинском прииске.