Позже я повидал много разных золотоискателей в тайге. Были в досоветское время люди, которые уходили на поиски золота, движимые страстью разбогатеть, «достать самородок в пуд». Долгие годы бродили они по тайге искали свое «счастье» (фарт). Говорили, что кто-то из них где-то добыл «самородок с конскую голову». Разговоров об этом мы слышали много, но таких счастливцев не видели. Зато часто встречался таежный горемыка, бродивший по тайге, словно одержимый, который с весны до осени без устали рыл, копал, перемывал породу. Таких людей в наше советское время с фонарем не сыщешь. А в старое время их было много. Уже в конце марта – начале апреля собираются они «хищничать», т. е. идут в тайгу без разрешения властей. Идут в непроходимые дебри и чащи Восточной Сибири и Дальнего Востока. Кайло и лопата за поясом, мешок с продуктами и лоток для промывания золотоносного песка за плечами да ружьишко в руках – таков немудрый «снаряд» этого старателя-хищника.
Сколько раз неожиданно мы встречали этих людей в тайге у хребта Кропоткина: видишь, речка замутнела, значит здесь где-то в вершине «ключика» работают «хищники». Станешь тихонько двигаться по речке, сначала услышишь говор людей или лай собаки, а затем увидишь дымок костра. Но «хищники», или «вольные старатели», как они себя называли, не любили большого общества, предпочитая работать «сам-друг», т. е. в одиночку или в компании одного-двух товарищей. Вот и жилище этих людей: легкие палки, воткнутые в землю по кругу и связанные вверху, покрываются травой или тальником, если хозяева думают прожить здесь короткое время, или же корой, если «золотишко попалось ладное».
В самом русле речки – примитивный «разрез», т. е. снят верхний покров земли и оттуда берется золотоносная порода. Если золото залегает глубоко под землей (аршин-два-три или более), «бьется» шурф. Глянешь на людей, на них нет лица человеческого: изъеденные таежным «гнусом» (мошкарой), обросшие, словно «дикобразы».
—    Ну как у вас золотишко,– спросишь бывало. В ответ могут и не сказать ничего. В тайге не особенно доверяют первому встречному. И лишь когда люди чутьем определят, что они не враги друг другу, тогда последует ответ:
—    Золотишко, паря, ничего, да вот пески скоро кончаются,– с грустью говорит приискатель и показывает в кисете золото, добытое в этом ключе, 5–6 золотников.
—    Маловато,– скажешь.
—    Ничего, скоро вот пойдем в наш ключ, тогда разбогатеем,– услышишь в ответ. У них обязательно есть свой ключ, где они обязательно разбогатеют. Но это только надежды... Конечно, бывали случаи, когда действительно находили и богатые золотые россыпи, но добыть золота не могли; оно лежало на дне быстрой речки или ручья или же глубоко под землей и для добычи его нужны были инструмент, вода, машины, продукты. А случалось и так: только «вольные старатели» откроют золото, начнут промывать породу в этом ключе, как является представитель какого-либо золотопромышленника, да не один, а со стражниками, и заявляет, что это место уже давно «застолблено», т. е. заарендовано у государства. Бывало, что с обеих сторон раздавались выстрелы и непрошеным гостям приходилось быстро отступать, или же открыватели золота погибали все до одного. Но и отбившись, «хищники» недолго там оставались – через некоторое время туда нагрянет сам «царь тайги» – исправник с казаками и восстановит «права» золотопромышленника, а «вольных старателей» либо перебьет, либо заберет с собой, а там суд и каторга. Золото же, политое потом и кровью его открывателей, становится собственностью хозяина-золотопромышленника, который, построив здесь прииск, начнет богатеть.
Много слышали мы рассказов про перестрелки «хищников» с полицейскими, про мытарства и приключения «вольных старателей», которых нужда и мечта разбогатеть гнали в тайгу, навстречу лишениям.
Не так, конечно, добывалось золото на больших настоящих приисках. Вспоминается общая панорама прииска.
Вот мы идем уже не по тропе, протоптанной медведем или сохатым, а по дороге, тянущейся вдоль свежевырубленной просеки.