Белецкий обращает внимание на характер поверхности ледника. Кажется удивительным, что, несмотря на до: вольно значительную крутизну падения здешних ледников, они не очень разорваны трещинами, даже ледопады носят «мирный» характер.

«Даже на пологих ледниках западного Памира, — говорит Абалаков, — полно сераков, да еще каких! Они там поднимаются на десять и более метров. А здесь хотя и круче, но их не видно. Странно!»

Насколько хватает взора, кругом, поднимаясь к подножию хребта, сверкает -лед. Фирновые поля находятся очень высоко. На поверхности фирна образовались целые поля наклонных острых конусов. Эти образования вообще распространены на ледниках южных широт, у нас они встречаются на западном и юго-западном Памире. Форма этих конусов, стоящих рядами, издали напоминает коленопреклоненных монахов. Это и послужило причиной того, что их называют «снегами кающихся». Таджики же называют их «кальгаспорами».

Ледник уже осмотрен, и внимание вновь приковывает к себе вершина. Евгений Абалаков почесывает темя: «Никогда не предполагал, что этот семитысячник имеет такие крутые склоны».

Еще издали, во время пути по ущелью, альпинистам удалось заметить, что, кроме западного и восточного гребней — водораздельной линии Рушанского хребта, почти прямо на юг от вершины отходит ребро. Впоследствии было установлено, что и на север спускается крутой контрфорс. Таким образом, сама вершина как бы венчает крестовину из четырех поднимающихся к ней гребней.

Что на восточный гребень подняться невозможно, было видно с первого взгляда — путь преграждали крутые уступы ледника и фирновых полей. Южная стена вершины была также неприступна. Правда, из фирнового бассейна центральной составляющей ледника Марковского можно было по крутому желобу, заполненному снегом, подняться на южное ребро. Но дальнейший путь по скалам очень труден, а возможность выхода к вершинной части сомнительна.

На запад от вершины круто снижается длинный, зазубренный скалистый гребень. С него на ледник спускается несколько желобов, также заполненных снегом. Все эти сведения приносят уже первые разведки. Но того, что видно снизу, с ледника, недостаточно. И поэтому приходится, разбившись на небольшие группы по три-четыре человека, подниматься на склоны и гребни отрогов хребта, уходить к верховьям ледников, достигая перевальных седловин.

Все еще остаются неясными подступы с севера. Чтобы выяснить и этот вопрос, разведывательные группы поднялись на западный гребень и, найдя удобную точку, осмотрели северные склоны вершины оттуда.

В маленькой палатке на леднике сидят Белецкий и Абалаков. Вот уже все группы вернулись из разведки. Но результаты ее не полны — нет еще группы, отправившейся осматривать северные подступы. Уже съеден ужин и выпит приготовленный чай, скоро вечер. Уставшие от тяжелой дневной работы, один за другим, засыпают в спальных мешках альпинисты.

«Северян» все еще нет. Белецкий начинает нервничать. Но вот далеко на снежном поле над перегибом ледника показываются три маленькие фигурки, почти точки. Они быстро приближаются. Вот люди скрылись за перегибом. Белецкий стоит у палатки, с нетерпением наблюдая за склоном, на котором они должны снова появиться. Кто-то вылез из спального мешка и поспешно разжигает спиртовую кухню, чтобы согреть возвращающимся товарищам еду.

Они опять показались, уже совсем недалеко. Остаются последние десятки метров, и альпинисты глиссируют, как на лыжах, скользя по склону на подошвах своих ботинок. Вспотевший, загорелый Владимир Тихонравов останавливается перед палаткой и, ничего не говоря, только отрицательно качает головой.

— Пути с северо-востока нет!