«Не рисковал никогда. Альпинизм – не охота на леопарда по Хемингуэю. Мы не имеем права рисковать еще и потому, что мы не одни ходим. С товарищами. Запиши, кстати, еще один пункт: человеку бывает очень нужен отказ от эгоизма, единение со своими близкими, с друзьями. И если это не удалось в жизни, люди ищут удовлетворения этой потребности, уходя в горы. Сколько их было, эгоистичных, самовлюбленных мужей, которые в горах жертвовали жизнью ради товарища!»

«Послушай, по этому поводу составляли специальные анкеты, опрашивали сотни альпинистов. Вопрос ставился так: «Что дают вам занятия альпинизмом?» И ни один из этих сотен альпинистов не дал полного, исчерпывающего ответа на этот вопрос. Нет и не может быть двух людей, совершенно, полностью похожих друг на друга. Их интересы, желания, потребности, стремления, влечения, идеалы настолько различны, что и не стоит пытаться делать здесь какие-то обобщения.

Здесь можно поговорить о самоутверждении, о самовоспитании, о самовыражении, о возвращении к природе, о заложенных в нас инстинктах борьбы, о радости победы... но важнее, наверное, понять, что альпинизм, устремленность человека к вершине выходит за рамки материального, это духовная жизнь человека. То, что  мы стараемся здесь понять, – вопрос человеческого бытия. Альпинизм же только повод, фон, так сказать, для размышлений. Животное лишено духовной жизни, все животные приспосабливаются к окружающей среде и при этом сами изменяются. Человек же меняется медленно, разве что стал ростом повыше (кроманьонский человек, например, внешне почти не отличался от нас). Человек изучает среду и затем воздействует на нее. Стремление познать мир запрограммировано, как бы мы теперь сказали, в человеческой натуре. Что же, как не желание познать мир, самого себя и свои предельные возможности, заставляет людей отправляться на Северный полюс, на дно океана и, наконец, на вершины гор?

Может быть, чем сложнее устроен человек, чем больше его всесторонние возможности, тем сильнее его тяга к познанию. А чувство самосохранения при этом пропорционально не увеличивается...»

Вадим Петрович Ванин жил всегда предельными категориями. Это одно из главных его качеств.

...Я включил рацию. Эфир был полон нашими «Ласточками»: одна «Ласточка» говорит по-немецки, другая – по-французски, третья – по-японски. А то вдруг нежный женский голосок:

– Владимир Александрович, я сижу на Верблюде с крысами, я с крысами сижу на Верблюде. Все в порядке. – Это Рая Закирова, конечно.

На Камне прочно обосновался ретранслятор. Время от времени будем менять сидящих там ребят.

Вчера явился наконец Боря Стуков с палатками, и смогла выйти последняя группа. Насмешил он нас, но получилось по пословице «и смех и грех»: история эта обернулась еще двухдневной задержкой выхода. А дело обстояло так.

Надо было забросить на Плато с вертолета высотные гималайские палатки. У нас очень хорошие палатки – двойные, легкие, с выходом-трубой. Они яркие, красивые и удобные, хотя и дорогие: одна такая палатка стоит около пятисот рублей. Наш начальник накануне договорился с вертолетчиками об этой заброске. Прилетел вертолет, сел, но не выключается – шум от лопастей, ничего не слышно. Николай Ильич показывает вертолетчикам вверх, те кивают головой в знак согласия. Загрузили в брюхо вертолета палатки и говорят Борису Стукову: «Боря, сбрось их, ты знаешь, где надо». А он стоит в одних плавках. Накинули на него пуховку, сунули в шекельтоны и посадили в вертолет. Вертолет взлетел и направился... в город Ош. А там непогода. И сидел наш бедный Боря в таком виде в областном городе Оше два дня. И наконец явился злой-презлой, а мы смотрим на него и помираем со смеху.

С вертолетчиками у нас отношения непростые. Альпинисты, базирующиеся на леднике Фортамбек, хорошо изучили их характеры. Тот капризен, этот покладист, один летит только в хорошую погоду, другой – когда просят, кто возьмет лишний груз, кто не возьмет. Больше всех мы любили Владимира Сергиенко, спокойного и безотказного.

Один из гляциологов, Валя Огудин, принес мне горсточку птичьих костей. Он собрал эти косточки, аккуратно завернул в бумагу и даже надписал: «Памирское фирновое плато, «Восток», 6100. 26 июля 197... года».

– Не знаю, может быть, это альпинисты курицу ели, – несколько смущенно улыбается Огудин в свою большую русую бороду, – но решил взять на всякий случай.

Развернув бумагу, я сразу понял, что кости голубиные.

—   Валя, дорогой мой! Вы не представляете, какую вы мне оказали услугу. Я подозреваю, что это кости белогрудого голубя! Белогрудого голубя! Не известной никому птицы! Другого голубя здесь не может быть, разве что кто-то из хищных птиц мог занести, но это маловероятно.

—   А как вы это установите? – широко раскрыл синие глаза Валя.

—   Сам я этого сделать не смогу, но отдам их на исследование специалисту. Может, он подтвердит мое предположение, что здесь, на Фортамбеке, обитает эта таинственная птица.