Володя осторожно поднял Кима и поставил на крутой лед, подпирая его снизу. Сверху Кима держала веревка. Тихонечко, помогая Киму переставлять ноги, Володя боком перевел его к скале и щелкнул карабином. Ким был застрахован. Тогда Володя посмотрел на меня. Положение мое было аховым. Мне ничего не оставалось, как просить отстегнуть мою веревку от Кима и идти до них без страховки. И я сказал:

– Отстегни веревку от Кима. Я пойду. Здесь немного.

– Постой, Саныч, – спокойно сказал Володя. – Я тебе ее перекину, ты возьмешься за веревку для равновесия. Только не нагружай!

Он подождал, пока я подойду, и повернулся к Киму. Стоять рядом с ними было негде. Я взял у Володи молоток, забил для себя крюк и вырубил ступеньку для ног. После этого я посмотрел на Кима. Лицо у него было серое. Он сидел уже в веревочной петле, боком к скале. Володя ощупывал его с ног до головы.

С Кима я перевел взгляд на лед и посмотрел вниз. Я отчетливо представил себе, как мы катимся по льду, как нас бьет о скалы и швыряет вниз... Мне стало нехорошо и чуть не стошнило.

– Все в порядке, ребята! – сказал Володя, окончив осмотр Кима. – Голова, позвоночник целы, переломов нет. Ушиб ребер, может быть, трещина, но не больше. Все в порядке, Ким. Слышишь?

Ким слабо улыбнулся.

– Ну, Саныч, что дальше будет? – весело спросил Мешков.

Его задорный тон сразу отрезвил меня, и я ответил спокойно и громко:

– Не спеши. Сейчас скажу.

Я огляделся. Место было на редкость скверным, ни встать, ни сесть, ни повернуться. Крутой лед и едва выступающие из него заглаженные и обледенелые плиты скал. Светлого времени оставалось не больше часа.

– Будем ночевать, – сказал я. – Для начала бейте крючья. Лупите во все трещины все, что есть, – и скальные и ледовые. Там, где сидит Ким, вырубим во льду площадку и сядем.

– Может быть, ляжем, Саныч? – тактично подсказал Володя. – Под натечным льдом должен быть хороший. Время есть, сделаем как следует, чтоб отдохнуть. И Киму место нужно.

Против этого возразить было нечего. Володя прав. Его спокойствие подействовало на меня самым благоприятным образом. Не знаю, случайно ли он предложил работу большего объема, или понял, что это быстрее рассеет впечатление от случившегося. Во всяком случае, действовать сейчас надо было именно так – заняться делом и только делом.

– Вот Ким так Ким, – только и сказал Костя. –Ну и повезло же...

И тут же принялся с ожесточением вгонять в скалу ледовый крюк. Работали изо всех сил. И когда совсем стемнело, под скалой была готова площадка размером метр на два. Большего не успели. Володя вырубил ниже ступеньку для ног, чтобы удобнее было сидеть.

Пока мы с остервенением рубили лед, Ким сидел, вернее, висел на скале в люльке из собранной в кольца веревки. Он сильно мерз. Мы его разули, натянули ему на ноги две пары толстых шерстяных носков и прямо в пуховке засунули в спальный мешок. Посадили в веревочное кольцо и привязали к крючьям. Тогда он задремал. Осколки льда били по спальному мешку, некоторые из них попадали в лицо и залетали внутрь мешка, но Ким не шевелился и даже посапывал во сне.

Конек палатки был растянут на веревке, укрепленной на ледовых крючьях. Получилась односкатная палатка, в которой можно было сидеть рядышком в спальных мешках, подложив под себя рюкзаки. После продолжительной возни мы устроились очень неплохо.

Удивительная вещь палатка! Как только залезешь в нее, сразу же чувствуешь себя дома и моментально забываешь, что стоит она над пропастью и что из нее некуда выйти. Володя, севший с краю, у входа, ухитрился развести примус, натопить изо льда водички, а потом сварить жиденький овсяный суп на мясных кубиках: всем хотелось только пить. Ровно в десять часов вечера надо было дать сигнальную ракету. Наш сигнал ждали в лагере товарищи и спасательный отряд. Когда я завозился в поисках ракетницы, Ким осторожно спросил:

– Какую думаешь дать?

– Зеленую, конечно, – успокоил я его. – У нас же все нормально.