Мешков вдруг хмурится, закуривает.

– С этими ребятами выговор себе схлопотал по альпинистской линии, звание старшего инструктора альпинизма сняли, запретили на два года быть выпускающим в республике. Хорошо еще «мастера» оставили.

– Несчастный случай?

– Если бы...

– Как раз нет, – встревает Рая, – за все семь лет у нас ни одного несчастного случая.

Володя заглядывает в мою чашку:

– Налить тебе?

Я отказываюсь – у меня и так уже пульс больше ста ударов в минуту.

– Пей, от кофе ничего не будет, – он наливает мне еще. – Прижала меня Федерация альпинизма: на пик с третьим спортивным разрядом людей вожу, а то и без разряда. Но у нас же не альпинистские восхождения, у нас наука, а на этот счет никаких правил нет. Как хочешь, так и крутись...

Мешков рассказывает об организации станции «Восток», о перспективах расширения ее возможностей и создания постоянных условий для ведения научной работы. Его увлекает связь альпинизма с наукой, одного альпинизма для людей, занимающихся в горах научными исследованиями, уже недостаточно. А сделано для ведения этих работ на Плато немало. В прошлые годы ставили палатки, их валило ветром, уносило и сбрасывало со. стены. Потом вырыли снежные пещеры. Забросили в них движок, осветили, стало лучше. И вот наконец нашли в восточной части Плато, на склонах пика Кирова на высоте 6100, прекрасную защищенную от ветра скальную площадку, рядом – небольшое озерцо, в июле оно днем оттаивает, можно брать воду. Здесь и установили станцию «Восток».

– Насчет выговора, – возвращаюсь я к предыдущему разговору. – Ты ратуешь за связь альпинизма с наукой. Очень хорошо. Но ведь у нас альпинистская сторона дела не продумана до конца. Нет плана восхождений, нет групп, нет выпускающего.

– Да, случаются «ножницы».

– Если ученый идет на восхождение, ему необходимо иметь соответствующую спортивную квалификацию, а коли уж группа ученых работает на такой большой высоте, она обязана придерживаться альпинистских правил. Никакого компромисса тут быть не может.

Володя не соглашается со мной:

– А где взять двадцать ученых – мастеров спорта? Тебе хорошо говорить, а попробуй найди их. По-

твоему выходит, президиум федерации мне правильно влепил?

– Не знаю. Но здесь что-то недодумано – и у тебя, и у нас. Ты знаешь, я пятнадцать лет был начальником учебной части альплагерей, насмотрелся. Разбери любой несчастный случай и ты обязательно найдешь либо нарушение техники страховки, либо недостаточную физическую или техническую подготовку, либо тактический просчет.

Володя смотрит на часы.

– Прости. – Он протягивает руку и берет с кровати портативную рацию. Вытягивает штыревую антенну: – Яга, Яга, я база, я база. Как слышите меня? Прием.

Из потрескивающей рации (на улице холод, ветер, но палатка Мешкова стоит как вкопанная) раздается хрипловатый голос Володи Ягафарова по прозвищу Яга:

– База, база, я – Яга. Слышу вас хорошо, Владимир Александрович, прием.

–Что имеете ко мне, что имеете ко мне? Прием.

–Понял вас, понял. Все нормально, все нормально. Нам нужны сухари, у нас остались только сладкие, и какую-нибудь мазь для губ. Губы сгорели, сгорели у всех губы. Ну, бензин, вы знаете. Прием.

–Понял вас, понял. Будет, будет. Завтра Юра с Витей выходят, принесут. Больше ничего? Прием.

–Больше ничего. Все, все, прием.

–К вам больше ничего не имею, связь кончаю. Будь здоров. Конец связи, «ЭС КА», до завтра.

Мешков кладет рацию обратно.

– Пойдешь на гору? – спрашивает он меня.

– Не знаю... Чувствую себя паршиво.

– Надо сходить, как же... – Володя наливает воду в кофейник, ставит его на примус. – Оклемаешься, потренируешься, сходишь на Камень, а там потихоньку, налегке... Я с тобой пойду. Забросим тебе на пик Парашютистов пуховку, штаны пуховые, дадим шекельтоны (утепленные высокие сапоги, подбитые трезубыми пластинками-шипами). Вот Рая была на горе, еще с нами сходит, – кивает он на Закирову.

– Ой, Саныч, вам обязательно надо сходить, –с присущей ей экспансивностью начинает говорить Рая. – Владимир Александрович шесть раз был на пике Коммунизма...